Владимир Михайлов - Восточный конвой [ Ночь черного хрусталя. Восточный конвой]
И он тронул за плечо покупателя, до сих пор хранившего молчание.
— Друг мой, — сказал он. — Вы можете освободить нас от соглядатая? Поменяемся местами, и вы поймете, о чем я говорю.
— Я вижу, — сказал спутник. — Его тень падает на дорогу.
— А не может ли он сам упасть вместо тени?
— Если нет другого выхода.
— После этого выход найдется.
— Хорошо, — сказал спутник. — Это несложно.
Подняв руку над головой, он открыл верхний люк кабины. У этого люка не было ограничителя, и его можно было распахнуть совершенно, так, что человек мог высунуться в образовавшееся отверстие. Затем, запустив руку в сумку, извлек из нее продолговатое устройство. Милов покосился. Штуковина напоминала «Стингер» — зенитную ракету с автоматическим наведением. Человек этот был действительно неплохо снаряжен в дорогу, богатую неожиданностями, и Милов не удержался, чтобы не спросить:
— Скажите, а торпеды у вас тоже с собой?
— У меня с собой нет торпед, — ответил тот совершенно серьезно. — Но если понадобится, я достану. Сейчас они мне не нужны.
И он стал приподниматься, чтобы встать ногами на сиденье.
— Сбавить скорость? — спросил Милов.
— Нет, не нужно.
Южанин поднял снаряд над головой, просунул в люк, потом разогнулся и сам. Теперь он почти по пояс возвышался над крышей кабины.
— Постарайтесь, — проговорил Орланз, подняв голову, — чтобы выхлоп не поджег нас.
Южанин вряд ли услышал его; Милов же сказал:
— Думаю, у него достаточно опыта.
— Черт его знает, — пробормотал Орланз. — Они там привыкли быть смертниками. А я никогда не подряжался в камикадзе. А, дьявол!..
Восклицание это было вызвано тем, что лобовое стекло на несколько мгновений заволокло дымом, и одновременно машина вильнула. Милов едва удержал руль.
— Предупреждать надо… — недовольно пробормотал он.
— Теперь остановитесь, — велел Орланз.
— Вряд ли он упадет на нас…
— Остановитесь!
Милов повиновался. Высунулся из окошка. Вертолет круто поворачивал. Белая полоса в небе удлинялась, приближаясь к нему. Через несколько секунд они совместились. Рвануло.
— Боюсь, что нам испортят дорогу, — проговорил Милов.
— Ничего, — утешил Орланз. — Она нам не понадобится.
— Не понял.
— В ста метрах — съезд направо. Извольте свернуть туда.
— Куда — туда?..
Южанин медленно опустился на сиденье. Покачал головой.
— Очень посредственный летчик. Немного стыдно за него.
— Это мы переживем, — сказал Орланз.
— Куда же вы собираетесь ехать? — напомнил Милов.
— В порт, естественно.
— Хотите сделать объезд?
— На этой дороге они нас так или иначе поймают.
— Но другой дороги нет!
— Есть. Именно та, на которую мы съедем.
— И она тоже ведет в порт?
— Смею вас заверить.
— В тот самый?..
— А вот этого я не говорил, — усмехнулся Орланз.
— Но ведь нас будут ждать именно там!
— Именно там нас ждут стрелки Базы. А нужное нам судно — в другом месте. Не в торговом порту, а в рыболовецком.
— Но мы ведь все время ориентировались на торговый порт…
— Я считался с возможной утечкой информации. На самом деле я имел в виду именно рыболовецкий: там все осуществится значительно проще. Не так ли, друг мой?
Южанин улыбнулся.
— Совершенно так. Никто не должен был знать.
Милов посмотрел вперед — туда, где упали обломки вертолета.
— Едем, коллега, едем, — поторопил его Орланз. — Время уходит. И это касается всех нас.
Не оставалось ничего другого, как включить стартер.
«Другой порт, — со злостью подумал он. — Тут я крупно оплошал. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы предположить и такой вариант. Их судно будет там, но мне-то от этого ничуть не легче. Что-то нужно срочно придумать: времени действительно уже не остается, ходом коня тут больше не сманеврируешь — только вверх по вертикали, только вверх. Ну — по главной диагонали на худой конец…»
Он свернул и, высунувшись, убедился, что все машины последовали за ним. Останки сбитого вертолета догорали теперь уже позади.
«Мы — в состоянии войны с Технецией, мы трое: Южанин, Орланз и я. Но только в моем варианте это грозит международными осложнениями — а ведь Базе, в частности, ничего другого, надо полагать, и не нужно. Однако, сию минуту я ничего не могу предпринять, не могу сопротивляться, иначе меня просто устранят. И Орланз нужен до самого конца: без него таможню не пройти. Что ж, поедем по этой кривой, авось она куда-нибудь да вывезет…»
6
(3 часа до)
Путешествие закончилось, когда уже заметно смерклось. Въехали в городок, где Милов несколько раз бывал раньше, во времена Каспарии: рыбацкий порт, хорошо оборудованный в колониальные времена, с тех пор, насколько можно было судить, не обновлявшийся, и работавший сейчас еле-еле — судя по количеству судов у запустелых причалов. Видимо, с морским урожаем дела здесь обстояли не Бог весть как — а может быть, и тут сказывалась политика, кто его знает.
Орланз немногими словами указывал дорогу; Милов молча рулил — он понимал, что игра им проиграна — во всяком случае, на данном этапе — но других могло просто и не состояться. Южанин снова ушел в молчание, сидел неподвижно, двигались только глаза — непрерывно обшаривали пространство перед машинами и по сторонам, насколько позволяли окна. Несмотря на бездвижность, чувствовалось, что он готов ко всяким неожиданностям; на коленях его лежал автомат хорошо знакомой Милову отечественной конструкции; автомат был снят с предохранителя.
Однако, их, кажется, все же оставили в покое — хотя вряд ли по доброй воле: просто не нашлось второго вертолета, чтобы выследить, куда девался конвой с большой дороги. Все-таки, не всё государство противостояло оппозиции Орланза, хотя и не самая слабая из составляющих власти. Машины все так же, гуськом, прокрутились по нешироким, кое-где еще булыжным улочкам и добрались в конце концов до порта, который, судя по всему, и являлся их целью. В одном месте остановились, по просьбе южанина; он вышел, отошел на тротуар — тотчас же откуда-то взялись и подошли к нему двое такого же, в общем, облика, стали тесным кружком, начали о чем-то переговариваться — с жестикуляцией, но негромко. Милов вслушивался, пытаясь определить язык — так, на всякий случай; это ему не удалось (лишь редкие слова, скорее даже обрывки долетали до него, никакого смысла не имевшие), — однако, судя по звуковой, фонетической стороне и некоторым сочетаниям звуков, то не арабский был и не фарси; тюркский, какой-то из них, может быть? Нет, скорее какие-то славянские корни почудились Милову. Хотя ручаться он не стал бы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});